Фокалор не ответил: Древние покинули мир не так давно, их культ не исчез, и за слишком вольные замечания всё ещё можно было угодить на костёр.

Он медленно прошёл по залу, остановился у прилавка, взял в руку лежавшую на нём книгу, посмотрел на обложку и негромко произнёс:

– Тетрадь у тебя.

– Откуда вы знаете?

– Мне рассказывали, что ты дурной актер, Обуза, но я не ожидал, что настолько. Когда я спросил, ответ появился на твоём лице.

– Это не так.

– И ещё ты прав в том, что я не трону Архивариуса – лучше сразу оторвать себе голову…

– Приятно иметь дело с умным грешником. Это большая редкость.

Баал улыбнулся, показывая, что оценил шутку, помолчал и мягко продолжил:

– Все боялись Шаба, Обуза, и все обрадовались, когда он сдох, но до сих пор никто толком не знает, что именно случилось в старом доме. – Рассказ, который затеял Фокалор, не имел прямой связи с его вопросом, но Виссарион слушал очень внимательно. Он понимал, что мягкость в голосе баала родилась не просто так, и рассказ обязательно обретёт смысл. – Мой господин, Молох, повелел провести расследование. Я потянул за все ниточки, за которые можно было ухватиться, и в том числе, не особенно надеясь на успех, обратился к местным полицейским, попросив проверить совпадения по камерам уличного наблюдения. Представь моё удивление, когда я узнал, что вечером того таинственного дня шофёр Элизабет посещал заведение «Подпольный Шомпол»… Оно недалеко отсюда, в Спасоглинищевском…

– В Большом Спасоглинищевском, – машинально поправил Виссарион.

– Верно, – улыбнулся посетитель. – Интересное совпадение, да?

– В чём вы видите совпадение, баал Фокалор? – спросил Обуза. – В заведении тоже кого-то убили той ночью?

– Той ночью – нет. Зато сегодня скончался владелец «Подпольного Шомпола», господин Му. Он умер по естественным причинам, никто ничего не заподозрит… – в чёрных глазах гостя загорелся нехороший огонёк. – Но перед смертью господин Му успел ответить на несколько моих вопросов. Среди которых был такой: с кем встречался шофёр Элизабет той ночью?

Он действительно не собирался трогать Виссариона, в конце концов, ему была нужна Тетрадь, а не мёртвый Архивариус, зато он знал цену, за которую вожделенную, а главное – запретную – вещь можно приобрести.

– Вечером, – поправил гостя Виссарион. – Шофёр приезжал в «Шомпол» вечером.

– Совершенно верно, – улыбнулся баал. – И я думаю, тем вечером ты его убил, Обуза.

– Шофёр вышел из заведения и уехал – это видели все.

– Но за время вашей встречи у него появилась беспроводная гарнитура, которой он никогда не пользовался – я проверил. – Баал выдержал ещё одну паузу. – Я не знаю, кто тебе помогал, и у меня нет желания с вами связываться, ребята. Я просто хочу книгу.

– Вряд ли Молоху нужна Севастопольская тетрадь, – неожиданно твёрдо произнёс Обуза. И таким же тоном почти приказал: – Перестаньте лапать книги, баал Фокалор, они не любят чужих.

– Вижу, мы заговорили по-деловому? – рассмеялся гость, послушно оставляя старый том в покое.

– Я задал вопрос.

– Тетрадь нужна лично мне, – Фокалор намеренно выделил слово «лично». – Молох ничего не узнает ни о ней, ни о том, где был и с кем встречался шофёр Элизабет. Тем вечером.

– При всём уважении, баал, одного слова недостаточно, – Виссарион покусал губу. – Если вам действительно нужна Севастопольская тетрадь, придётся клясться на крови.

– Договорились!

PUNTO

– Морские коты особые, – негромко произнёс художник, разглядывая греющегося на солнце рыжего. – Они не терпят воду, но ходят в дальние страны, не любят волны, но обожают на них качаться, смотрят на бескрайний океан, а он шепчет им свои тайны.

– Чем коты его подкупили?

– Море порождает миллиарды отражений, и кошки видят их все, даже скрытые. Кошки видят те Отражения, какие были, какие будут и какие поменяют мир. Кошки проходят сквозь все отражения, безошибочно выбирая то, которое реальное. Море удивляется и любит их.

– А они любят?

– Они принимают любовь как должное.

И Марси улыбнулась пушистому рыжему наглецу, растянувшемуся на разогретом севастопольском камне, спящему во всех отражениях разом или где-то бодрствующему, знающему, что мир постоянно меняется, и зевающему на это. Марси улыбнулась, а кот поднял голову и уставился на девушку пронзительно-зелёными глазами. Уставился так, что не понять: к добру или худу, можно лишь смотреть в ответ и ждать, что получится.

«Морские коты особые…»

Море всё делает особым, заставляет жить своим дыханием и учит заглядывать за горизонт, потому что оно – бесконечность. Море отражает небо и прячет в глубине своей души, чтобы завтра вернуть его образ разбегающимися по свету облаками. Море отражает ветер, искажая миллиарды отражений, которые он приносит изо всех уголков реальности. Море жонглирует отражениями, а кошки бродят между ними, выбирая настоящее. Для них это игра, и Море смеётся.

Наверное, поэтому Марси приехала в Севастополь: из Питера девушка собиралась вернуться в Москву, но услышала смех другого моря и выбрала самолёт в Крым. И теперь дышала ветром Артбухты, любовалась рыжим котом и слушала хромого художника Редьку, в чьих картинах время смешивалось с фантазией, порождая отражения невозможного.

Которые он не знал, но видел.

– Иногда мне кажется, что море – это не часть мира, а другой, особый мир, случайно соединённый с нашим во время Великого Делания, – продолжил Редька, переводя взгляд с кота на волны. – Миры слились, но не смешались, отразились, но остались чужими, ревностно хранящими свои тайны друг от друга. Когда я так думаю, то вижу города, парящие в толще воды без якорей и крыльев, вижу корабли, летящие по волнам и облакам, и дельфинов, прыгающих из Моря в Небо.

– Ты отражаешь море в своём сердце.

– Мир моря, – поправил девушку художник.

– Мир, который ты видишь в калейдоскопе миллиардов отражений.

– Мир, который я придумал.

– Мир, который ты создаёшь.

Редька посмотрел на выставленные полотна, хмыкнул и качнул головой. Ему было приятно слышать эти слова, но не верилось в них.

Трудно представить себя создателем…

И странно слышать подобные размышления от молодой, лет двадцати, не больше, девчонки, с густыми светлыми волосами, небрежно сплетёнными в толстую косу. От красивой девчонки в шортах, лёгкой майке и очках в чёрной пластиковой оправе, в кроссовках и с рюкзаком, которая подошла к выставленным работам, какое-то время смотрела на них, а потом заговорила о том, как Море меняет мир, играя с дерзкими котами.

– Кто ты? – тихо спросил Редька.

– Я путешествую, – коротко ответила Марси. – Недавно на меня накатила тоска, я отправилась в Питер и нашла себя. Хотела вернуться домой, но услышала смех моря и поняла, что должна оказаться в другом городе. Я не знала, в каком. На Невском я встретила женщину, с которой обменяла свой билет до Москвы на её – в Симферополь. Я вышла из аэропорта, а водитель крикнул: «Девушка, у нас есть свободное место! Бесплатно!» Я согласилась составить ему компанию и по дороге узнала, что еду в Севастополь.

– Интересная история.

– Думаю, всё связано с Пророчеством, – продолжила Марси, то ли не расслышав, то ли не обратив внимания на замечание художника. – В последнее время я часто о нём думаю.

– Что за пророчество? – насторожился Редька.

– Не знаю. Я его не читала, но знаю, что оно есть, и я не просто так оказалась в Севастополе, – девушка улыбнулась. – Когда я ехала в Питер, я не понимала, что происходит, думала, что меня несёт тоска, и лишь потом осознала, что всё в моей жизни имеет смысл. Просто я его не понимаю… Не всегда понимаю… сразу… Возможно, в нашей встрече тоже есть смысл.

– Наша встреча была предопределена, – рассмеялся в ответ художник. – В сезон я здесь каждый день – продаю работы.

– Раздаёшь людям кусочек себя, – Марси помолчала.